Москва не мёртвый город, как Помпеи, но город-мертвяк, незалежный покойник, вампир и кащей. Разве можно в таком жить?
Запросто! Именно "в" можно жить. Смерть смертельна, когда она в тебе.
(...)
Ранние симптомы московского рака хорошо известны: брюзжание на то, что "они сносят", "они загадили", "они раскрали".
Это в раковом корпусе врачи и больные что-то могут сделать не так. В раковой опухоли всё - не так, тут не на что брюзжать. "Они" снесли особняк XIX века? Но ведь это был "их" особняк, они его и построили. "Они" почти ничего не оставили от древней Москвы? Но ведь древняя Москва - это всего лишь очень древний рак.
(...)
"Они" подняли квартплату? Но ведь "они" её изначально и установили и не обещали не подымать. "Они" уничтожили милые арбатские переулки, "они" заперли чудные старинные подъезды, где вы с любимой девушкой изволили целоваться? Ой, бросьте, если действительно хочется целоваться, это приятно делать даже на свалке.
(...)
"Кто предупреждён, тот вооружён". Если знать, что такое Москва, в ней можно жить. Можно - как рыбка-лоцман около акулы. Можно - как акула. Можно - как "микрофлора" в акульем желудке. Можно - как акульи зубки или акульи глазки. Можно как у Пушкина в сказке: прямо на акульей спине деревеньку организовать. Акула добрая - к тем, кто не возникает. Деревеньку она стерпит, она только жизни не любит и её заглатывает.
Так ведь и в желудке люди живут! Вон, - Иона. Конечно, во чреве китовом было уютнее, чем в Москве, так ведь и про себя стоит прямо сказать: не Иона, далеко не Иона. До Ионы ещё подняться надо. Ионизироваться, так сказать. Что означает жить во чреве акульем яко в райском саду: ничего своим не почитать, жену богоданную любить, на улицах не сорить, на красный свет не ходить, лжи не лгать, никого не есть и даже осуждать, от Бога не бегать, к Богу никого за шкирку не тащить, и всем наше почтение!
о.Яков Кротов.
По-моему, это не только про Москву, но про всякий большой город.